ее в рот, тщательно пережевала и проглотила, демонстрируя незаинтересованность.

— Что у тебя с Колей? — и замерла в ожидании ответа.

— Которым? — было невероятное желание ее подразнить.

— Митрофановым. Я слышала, вы помолвлены, это правда?

— Да, — я продолжала есть, время от времени поднимая на нее взгляд. Было интересно, как она поступит в этой ситуации.

— Но ведь ты его не любишь.

— С чего ты взяла?

— Такие вещи сразу видно. Зачем он тебе? Ты же его сделаешь несчастным, — ее голос понижался с каждым словом, постепенно переходя в шепот, салфетка комкалась, еда была забыта.

— А почему такая забота о постороннем человеке? — я подпустила немного насмешки в голос. Было неприятно играть стерву, но что поделаешь.

— Он мне не посторонний.

— Даже так? — я подняла бровку. — И давно это у вас?

— Не «это», — зашипела она. — Я его люблю, по-настоящему. Если тебе знакомо, что это такое! А ты… Ты даже не в состоянии осознать, какое сокровище находится рядом с тобой.

Она вскочила с места, швырнув салфетку на стол.

— Сядь! — жестко приказала я, самое удивительное, она послушалась. — Я вполне осознаю, кто такой Коля и что он из себя представляет. А вот понимаешь ли это ты?

— Понимаю! И сделаю все, чтобы он был рядом со мной! — запальчиво прошептала она.

— Даже если он сам того не захочет? — после моего вопроса она тут же сдулась.

— Нет, — Марта тяжело вздохнула и упрямо на меня посмотрела. — Насильно мил не будешь. Если я ему не люба, уйду в сторону. Но вот если это не так, буду бороться до последнего. Богуш не сдаются! Мы однолюбы. И если не он, то никто!

— Ну что ж, — я была довольна услышанным, девочка была на удивление искренна и это чувствовалось. — Не буду стоять у тебя на дороге, тем более, что я готова разорвать помолвку если он меня об этом попросит.

Вот так, пусть знает, что в данном случае я буду руководствоваться его интересами, а никак не просьбами малознакомого человека. Но и этого ей хватило, чтобы засиять от счастья и чуть ли не кинуться на меня с объятиями.

— Но-но, тихо, — я похлопала ее по спине, — на нас люди смотрят. Садись, доедай, а то мы тут такое представление для любопытных организовали, уже пол столовой в нашу сторону косятся.

— И пусть, — счастливо отмахнулась она, принявшись все же за еду.

Обед закончился удивительно быстро, и я опять поднялась к себе в зал. Все те же бумаги. Только теперь между ними прохаживался Алексей.

— Поль, — он с удивлением поднял на меня глаза. — Это что? Зачем тебе это старье?

— Леш, — я опустилась на один из стульев. — Ты мне поверишь, если я скажу, что мне это все не нравятся? Что-то с ними не так.

— Если ты просишь поверить значит, доказательств у тебя нет, — констатировал он очевидное.

— Нет, ты прав. Но вот смотри. Пять лет, целых пять лет выбросы силы у латентных магов происходят за чертой города. Нет, и в Киеве они тоже были. Но это были единичные случаи. В основном они случались в местах, до которых ехать и ехать.

— Там, где нет наших постов, — понимающе протянул он, — в том то и дело. До Борисполя по тревоге патруль добирается в течение часа и это при условии, что не встретит ни одной пробки. — Он на минуту замолчал, обдумывая сказанное, а затем продолжил. — То есть до приезда патруля всегда не меньше часа, а то и двух. И если там кто-то был, он успевал не только скрыться, но и скрыть свое вмешательство. Если там и были остаточные следы магии, они успевали рассеяться.

— Именно, — я обрадовалась, тому, как быстро он меня понял, не отмахнулся, а постарался услышать и понять. Уже за это я ему была благодарна.

— Заешь, я думала уже, что это серия. Но кроме способа убийства и того, что все пострадавшие латентные маги их ничего не связывает. Да и еще, почти все они были одинокими людьми. Но как люди они все разные, у кого-то были семьи, по возрасту не совпадают, опять же пол разный. А маньяки, они зациклены на определенном типе жертвы.

— Не всегда, — он подал плечами. — Почитай материалы по портрету серийников. Там есть асоциальные типы, для которых совершенно не важен пол. Это психически нездоровые типы, убивающие жертв спонтанно, недалеко от своего жилья, не способные в принципе продумать преступление. А это явно не наш случай.

— То есть, — я замерла, уставившись на него в растерянности, — ты думаешь это и правда серия? А как же тогда…?

Я протянула ему фото мужчин.

— Подожди, что тебя зацепило первым?

— То, что умирали одиночки, и это было за городом, — я растерянно на него посмотрела, все-таки мне до Алексея далеко, так быстро ухватить суть проблемы.

— Давай оставим только дела одиночек, как ты говоришь, — он начал быстро просматривать дела, откладывая в сторону те, где у погибших были родные. Уже через десять минут дел стало вполовину меньше. — А теперь давай развесим фотографии тех, кто остался на прежнее место. И что у нас получается?

Я пораженно замерла. Это были только женщины, в основном молодые от двадцати пяти, до тридцати пяти лет, прибывшие в Киев из провинции или изначально живущие в пригороде.

— А как же вот эти? — я указала рукой на несколько фотографий, не вписывающихся в общую картину.

— Мы же с тобой сейчас просто рассуждаем? — он внимательно посмотрела на меня, я только кивнула. — Итак, у нас были, есть и будут случаи самопроизвольного возгорания. За всеми не уследишь. Мы давно смирились с этим и считаем это допустимой потерей. Так было, так есть и так будет, — он повторил это специально для меня, видя, что как я скривилась после его слов. — А где проще всего спрятать трупы?

— Где?

— Среди других трупов, инсценировав самопроизвольное возгорание.

Мне от его слов стало дурно.

— Каким образом?

— Вот это уже другой вопрос, — он задумался, срывая лишние фотографии со стены. — Но ты больше этим делом не занимаешься.

— Как? Почему? — было неожиданно обидно.

— Поль, пусть дальше это дело раскручивают те, кто на этом собаку съел, — он взял меня за подбородок и заглянул в глаза, — а не маленькие испуганные девочки.

— Маленькой и испуганной, — я вырвала из его пальцев свой подбородок, — я была ооочень дано!

— Хорошо, больших и испуганных, — он насмешливо на меня посмотрел и сел рядом со мной только не на стул, а на стол. Что за дурная привычка. — Поль, ты ведь понимаешь, что я прав.